Все же вспоминает он и другое:

   - И Она побледнела однажды. Это было в минуту моего отъезда. Она склонила свой божественный лик, Её молчание, казалось, говорило: зачем покидает меня мой верный друг?

                          И. Бунин, «Прекраснейшая солнца».

Она выступала хорошо. Заметно было, что волновалась, но это ведь естественно. Перед защитой много разговаривала по телефону, иногда – затаённо улыбалась, иногда – хмурилась слегка. Перебирала в руках листы с защитным словом, изредка поднимала глаза, вспоминая какие-то моменты из подготовленной речи.

Он не подходил к ней, чтобы не мешать, лишь кивнул издали и радостно отметил, как озарилось улыбкой её лицо, когда он вошёл в аудиторию. Она была чудо как хороша в тот день. В строгом костюме, чёрном, блестящем, из ткани в чуть заметную полоску, в блестящей блузке красного цвета. Он любовался её новой причёской, чуткими движениями рук, её особенным наклоном головы, когда она вслушивалась в вопросы, к ней обращённые. Их знакомству исполнилось уже почти десять лет, но казалось, что он встретил её только вчера.

Да и что поменялось? Тогда ей было восемнадцать, ему – двадцать девять. Сейчас… разве что прибавилось лёгких морщинок у обоих. Взглянув на неё тогда, в первый раз, он с каким-то замешательством понял, чтó случилось в его жизни.

Они дружили. Ходили в общих компаниях в кино, отмечали вместе праздники. Он даже помнил, как несколько раз брал её ладонь в свою, и, окружённые шумной толпой знакомых, они так и шли по центральной улице города. Как давно это было! Глядя на неё сейчас, он едва ли мог поверить в это сам. Тогда, давно, всё как-то незаметно поменялось. Она не избегала его, но какой-то момент словно бы очертила границы его вниманию. Обменивалась музыкальными дисками, обсуждала новые фильмы, но ни разу не приняла от него приглашения в театр, в кино. Всегда спрашивала, как идут у него дела, но очень-очень мало приоткрывала ему свой мир. Потом у неё появился близкий человек, ровесник, старше всего лишь на пару лет. Она показывала фотографии из их совместных поездок, иногда – делилась с ним своим огорчённым настроением, и он – как всё это было странно! – утешал её, говорил необходимые пустяковые глупости, чтобы она улыбнулась наконец. Её подругам он нравился.

Он смирился с тем, что она выбрала – ровесника, но перед отъездом за границу, а ему предложили там неплохой контракт, позвонил ей и сказал о своём желании встретиться. Он думал, что они посидят в одном из многочисленных летних кафе, но она пришла внутренне несвободная, смущённо и вопросительно взглядывала на него. Она придумала неотложное дело – напечатать срочно фотографии, и по июльской жаре они обошли четыре или пять фотомагазинов, узнавая, в каком из них смогут напечатать снимки как можно скорее. Когда же, наконец, дело решилось, она заторопилась домой, назвав какой-то предлог, он уже забыл его. Перед прощаньем помедлила и спросила, зачем он искал встречи с ней. Он сказал, что уезжает за границу и поэтому хотел увидеть её. Она пожелала доброй поездки, порадовалась перспективам, открывавшимся перед ним, и только глаза у неё сделались грустными. Он много раз вспоминал эту стремительную грусть, промелькнувшую в её глазах.

Будучи там, он постоянно возвращался в своих мыслях к их прощальной встрече. Несколько раз отправлялся на почту – немецкую, голландскую, бельгийскую – чтобы отправить ей письмо, и всякий раз останавливался, сдерживаемый воспоминаниями о другом человеке. Лишь однажды послал ей открытку, с почты Великого герцогства Люксембург, вероятно, здесь сыграла свою роль экзотичность ситуации: нечасто люди в наше время получают корреспонденцию из герцогства. Он ещё до отъезда знал, что в отношениях с тем, другим, у неё не всё ладно, что тот, другой, много пьёт и что она уже была на грани расставания с ним или, возможно, уже рассталась. Теперь ему начинало казаться, что в их последнюю встречу он чего-то не сделал, что-то важное, чего уже не получалось исправить.

Однажды, в середине февраля, он стоял ночью на балконе гостиницы. Вдалеке, скрытые лёгким туманом, угадывались стройные башни кёльнского собора. Внизу шумел человеческий поток. Среди множества звуков ему словно бы послышался её голос, он оглянулся, но в номере, естественно, никого больше не было. Наважденье, иллюзия, зов? Расстроенные нервы? Одиночество в день всех влюблённых?

На следующий день он бросил все дела и сорвался назад, в Россию. Во Франкфурте взял билет на ближайший рейс до Москвы, оттуда – немедля в родной город. Тут он узнал, что она только что вышла замуж. Вышла за своего молодого человека, за того ровесника. Думала ли она о нём? Прозвучала ли её мысль голосом за его спиной, там, на чужбине? Он не знал этого.

Иногда они встречались в коридорах. По молчаливому согласию ни он, ни она не заговаривали о былом. Он знал, что она с мужем переехала на новую квартиру. Раньше она жила у своей тётки, а теперь обрела самостоятельность. Несколько раз, случайно оказываясь в её районе, он замечал её идущей под руку с мужем. В такие дни он возвращался домой в плохом настроении. Постепенно ему удалось привыкнуть к тому, что было.

Однажды, на совещании, они сели рядом. Они хорошо смотрелись вместе. Не слушая никого, негромко беседовали друг с другом и отчего-то, неожиданно для себя, не могли наговориться. Когда совещание подошло к концу, дама, сидевшая впереди, повернулась к нему и спросила о семье. Рад ли он семейной жизни, как чувствует себя супруга… Только в этот момент она заметила на его безымянном пальце золотое колечко. Он почувствовал, как она вздрогнула, словно бы ей стало на миг очень больно. Он попытался обратить случившееся в шутку, показав на её собственное обручальное кольцо и разведя в трагической безнадёжности руками, но всё как-то неуловимо переменилось. Она засобиралась по делам и быстро покинула его. Господи, подумал он, неужели она жалеет о замужестве…

Всё оставалось по-прежнему. Не ища специально встреч, они помнили друг о друге, всегда останавливались, чтобы поговорить. Если у кого-то менялся телефон, новый номер не становился тайной. Со стороны не было понятно, что это за странная дружба.

Однажды она сказала, что снова переезжает, они с мужем купили другую квартиру, большую, чем ранее. И снова поменяется телефон, засмеялся он. Да, но она его сразу скажет, засмеялась она. Потом она рассказывала об идущем в купленной квартире ремонте, о своих планах на обстановку… Она была, наверное, по-женски счастлива, а он думал о том, что этот переезд ещё на шаг отдаляет их друг от друга. Их жизни продолжали обрастать новыми подробностями, деталями, связями, и всё менее их можно было сочетать друг с другом.

Когда у него родилась дочь, их случайные встречи почти прекратились. Он был занят новыми семейными делами, она писала диссертацию, взяв на службе отпуск. Она случайно узнала о том, что у него появился ребёнок. Встретив, поздравила, сказала, что это здорово. Ему отчего-то было неловко выслушивать её поздравления. Разговор вышел коротким, скомканным. Через девять месяцев у неё тоже родился ребёнок, тоже дочь. Вот и случилось, подумал он. Четыре года после свадьбы она не заводила детей, а тут… Вскоре произошёл смешной случай. Их начальник, который вечно всё забывал, запамятовал и об их семейном статусе, решил поженить их. Не получится, улыбаясь, возразила она, разве что дети их поженятся когда-нибудь, да и то – мальчик нужен, а у них – две девчонки. Так заводите мальчика, не унимался начальник. Оба они промолчали.

Потом он долго не видел её. Друг рассказал, что ей приходится несладко. Муж пьёт, хотя и приносит в дом деньги, успешно занимаясь бизнесом. Помимо ребёнка на неё свалилась нежданная забота по уходу за родственниками. Семья мужа попала в автокатастрофу, кто-то погиб, а кто-то остался на всю жизнь инвалидом. Счастлива ли она, спросил он друга. Сам ведь он перестал ей звонить, когда у неё родилась дочь. Подумал, что не нужно это им обоим, ни ей, ни ему. Счастлива ли она, задумчиво сказал друг в ответ…

Их общение возобновилось так же странно, как и прервалось. После долгого перерыва они нашли друг друга в Интернете. Писали друг другу очень редко, но он знал, что ей нужны его письма. Его собственный брак трещал по швам, в этом общении он находил для себя маленькие кусочки счастья. Возможно, как и она. Однажды он спросил, чем она занимается. Она многое написала ему. О том, как каждый день гуляет по парку с дочерью и ловит себя на мысли, что происходящее в её жизни – счастье. Как здорово – любить жизнь, каждый день, каждый час чувствовать, что это здорово – жить, дышать, любить... И главное, чтобы любимые были живы-здоровы. Да, они так редко общаются, она надеется, что в недалёком будущем им удастся поговорить неторопясь. Она вообще сейчас учится никуда не торопиться и «вкушать» каждое мгновение жизни. И любить.

Он поразился обилию этого слова – «любить» – в её письме. И тому, что она ждёт встречи с ним. Где-нибудь в кафе. И так, чтобы никуда не торопиться. Он заметил, что она ничего не пишет о муже, вряд ли из нежелания сделать больно, просто – ничего не пишет. Он никогда не чувствовал её так близко. И не знал, что она может так мыслить, чувствовать, что она такими простыми словами будет писать ему об ожидании, которым живёт в эти месяцы, о том, что надеется на судьбу или какое-то особенное озарение, которое подскажет ей дальнейшее. Может быть, подумал он с замиранием, она ждёт…его? Но тогда ради будущего надо разрушить настоящее. Пусть и не особенно любимое, но – существующее. Решится ли она на это?

Он спросил у неё в переписке, хотела бы она что-то поменять… в прошлом. Это ведь был тот же вопрос.

Она долго молчала, почти месяц. Потом ответила. Ему казалось, что он так и слышит за строчками электронного письма её живую речь, немного грустную, скромную, с неожиданными вопросительными интонациями там, где следовало бы восклицать. Она жалеет лишь о том, что уже нельзя поговорить с теми людьми, которые умерли. А так, глобально, она бы не стала ничего менять. Все принятые решения были на тот момент правильными, пусть даже сейчас они и оценивают их чуть иначе. А у него как? Принятие или сожаление? Он ответил, что некоторые вещи изменил бы.

Вероятно, она почувствовала его сожаление, скрытое в ответе, потому что написала: не стоит жалеть о прошлом. Это разрушительно для человека. Она сама много думает о том, что было. Лучше регулярно пересматривать свои принципы и правила жизни, что она и делает. И учится жить в настоящем. Потом она посмеялась, что с их частотой переписки вопросы-ответы выглядят довольно забавными.

Она пригласила его на свою защиту. Разумеется, и на банкет по её окончании. Приглашала его два раза, чтобы он точно не забыл.

Она выступала хорошо. Заметно было, что волновалась, но это ведь естественно. Он сидел на первом ряду и смотрел на неё.

На защите присутствовал и её муж. Он сидел в глубине зала и смотрел на неё и на него.

Когда-то ей было восемнадцать, ему – двадцать девять. Сейчас… разве что прибавилось лёгких морщинок у обоих. Ничего не изменилось. Он понял, что она никогда не решится поменять прошлое. Понял в тот момент, когда она кончила защитную речь и с усталой улыбкой посмотрела… на мужа.

Потом были вопросы, ответы, выступления разных людей, снова вопросы и снова ответы, поздравления, подарки – от подруг, знакомых… Однажды она словно бы замерла, ища его взглядом, и нашла, но тут же скользнула глазами дальше. И он понял, что она просила прощенья.

И он тоже мысленно попросил у неё прощенья – за то, чего не смог ей дать. Пока все были во власти суеты, он незаметно покинул аудиторию и пошёл к выходу. Она написала ему в электронном письме, что ждала его на банкете, но ведь это было… уже ни к чему?