Любовь в Датском королевстве

часть  вторая

 

 

 

 

 

XXIV

 

Wenn man in die Sonne blickte,

musste msn blinzeln, entsinnt er

sich. Oder noch anders.

              H. Mansfeld.

     "Hinterm Vorhang".

 

Прекраснейшее время года - середина весны!

Рожденный весною, Астров готов был отстаивать это утверждение перед каждым.

Особенно помнились ему солнечные утренние часы, озвученные капелью, и сухие теплые вечера. Астров и девушка медленно шли по липовым аллеям улиц. Оба расстегнули "молнии" на куртках, чтобы полной грудью вдыхать свежий воздух. Небо над ними было удивительно чистым, несмотря на поздний час. Еще встречались прохожие.

Мистериада любви скрыта в нас постоянно! Она никуда не уходит, таясь прекрасным нераспустившимся бутоном цветка. И весь мир - гигантский волшебный инструмент, звуки которого пробуждают в нас ощущение чуда, сказки. Цвета, звуки, тепло руки и нежность глаз - вот то, что нужно искать; входить к Семирамиде легко, но нелегко вечность превратить в один день и быть в ее садах этот день, день превратить в вечность и быть в ее садах вечность. Каждый лист домашнего цветка, каждая знакомая улица, каждое заглавие прочитанной книги напоены любовью к нам, потому что мы любим их. Чей-то случайным взгляд или поворот головы ответят нам, сумейте же разглядеть в них то, что вы ищете! И непонятное, но желанное таинство свершится и в ослепительно белых одеждах придет к нам!

Вот что сказал себе Астров, ступая по аллеям. Чист был вечер.

Наташа жила в самом центре города. Они остановились у ее желтого четырехэтажного дома, смущенно замолчав, потому что потеряли нить беседы. Девушка, по женской привычке отвернувшись от собеседника, спросила:

- Ты можешь зайти. Хочешь?

 Астров ждал этих слов, но выдержал паузу, для того чтобы она повернулась к нему.

- Я зайду.

 

Во время следующего посещения церкви Наташа Потугина снова искала встречи с Ярославом. Тот сосредоточенно протирал иконы. Им едва удалось переброситься парой слов. Внимание Ярослава было устремлено вовсе не на девушку, а на что-то далекое...

- Что же ты не пришел на собрание? - спросила она. - Так давно не виделись. Ребята хорошие стихи читали.

- Я рад за них. Что поделывает Самир?

- Тоже читал новое.

- Он должен далеко пойти. У каждого человека есть свой путь в жизни. И хороших путей...

- Как ты сказал? - переспросила Наташа, не расслышав его последние слова.

- Да это и не важно. Важно всегда следовать по своему пути.

- Своему?

- Да.

- Ты долго тут будешь работать? - спросила Наташа.

Ярослав на мгновение перестал протирать икону и ответил, глядя куда-то в лоб девушке.

- Знаешь, мир каждого имеет две стороны - черную и белую. Я сейчас душою в светлом и мне хорошо. Я столько разного сотворил за свою жизнь...

У входа в церковь нищие и калеки просили милостыню. Они пытливо провожали взглядами каждого проходящего мимо. Наташа подала одной бабульке монетку, поправила на голове платок и заторопилась дальше.

"Странный он, - думала она, - необычный".

И решила, что непременно следует встретиться с ним еще раз.

Но закружил ее весенний круговорот чувств, мыслей, встреч...

 

Астров шел вслед за однокурсницей и беззвучно смеялся. Жить! Жить! Почему бы и нет?

Наташа предупредила его о коварных ступеньках в неосвещенном подъезде. Они поднялись на третий этаж, девушка открыла дверь и ввела гостя в просторный коридор, зажгла свет.

Она жила не одна. Сейчас ее соседка где-то гуляла. Наташа усадила Астрова в кресло, а сама ушла в другую комнату, чтобы переодеться. Как водится, в руках у Астрова оказался альбом с фотографиями, который надлежало внимательно рассматривать. Когда она вернулась, облаченная в легкий красный халатик, Саша добрался до середины альбома.

- А это кто? - спросил он о фотографии, с которой ему весело улыбался кудрявый парень.

- Это мой друг.

Саша не подал виду, что удивился. Наташа никогда не рассказывала о нем. Впрочем - логично.

- Я всегда больше общалась с мальчишками, чем с девчонками, - призналась она.

- Неужели? Ты такая женственная.

- О, спасибо! Но это правда: я постоянно шаталась по дворам в ватнике и плотных штанах...

- Хотел бы я тебя такой увидеть!

И он представил себе Наташу и рядом с нею ее милую, женственную подругу. Несведущий человек никогда не сможет понять, как они различны.

- Ты бы не узнал меня! Я очень изменилась.

- Да ничего подобного! Я всегда знал, что в нас сидит не одно существо.

- То есть?

- Мы ведь меняемся с самого рождения, хотя старое из нас никуда не уходит. Мы просто перестаем им пользоваться, вот и все.

Затем Астров читал ей стихи. Девушка слушала внимательно, подперев голову рукой.

- Впечатление прекрасного ожерелья, - сказала она и быстро взглянула на Астрова. Тот лишь загадочно улыбался; она смутилась, но продолжила: - как будто бы ты собираешь осколочки прекрасных-прекрасных дней и делаешь из них мозаику.

- Я благодарен тебе, - покачал головой Астров, - но почему "осколочки"?

- Целых дней не бывает.

- Ты не веришь в существование Золотого века?

- Не верю. От него остались лишь минуты, которые так приятно переживать.

- И ты не можешь поверить, что кто-то умеет складывать минуты в часы, в дни?

- Ай, Саша... Надо жить настоящим, а не будущим!

И что-то опытное, совсем взрослое проскользнуло в ее тоне, так, что Астров почти поверил ей.

"А ведь часто в людях находишь неожиданное", - подумал Астров.

"Ах, как хочется детства, игрушек, всепоправимости любых событий!" - передразнил он себя.

- Ты не почитаешь еще? Немножко? - спросила Наташа.

- Я устал, - сказал Астров. - И есть хочется.

- Сейчас я приготовлю ужин.

Девушка ушла на кухню, а он снова стал листать альбом. Люди, которые нас интересуют в настоящем, обычно оказываются далеки от наших представлений о них в прошлом. У них на деле другие улыбки, лица, одежда, даже смеются они на фотографиях иначе, чем мы привыкли видеть. А ведь старое остается в человеке... Так почему же так плохо видно его?

Открылся лист с фотографиями, на которых Наташа и ее сестра стояли на лыжах под большим деревом в лесу.

Как бы угадав, она крикнула из кухни:

- Я раньше обожала лыжные походы! Это очень здорово!

- С сестрой?

- Да, и с мамой, и с папой... Целой семьей отправлялись. Часто школу из-за этого прогуливала.

- А сейчас мы прогуливаем университет, - засмеялся Астров.

- Включи телевизор, - попросила она.

Скоро она накрыла на стол. Астров ел и нахваливал умелые руки девушки. Та слабо кивала головой в ответ на комплименты.

- А что ты думаешь об отношениях парней и девушек? - спросила Наташа вдруг.

И настолько дико воззрился на нее Астров, что она пояснила:

- У других все как-то само собою ясно, и спрашивать не приходится. А вот мы с тобою... Я никогда не знаю, о чем ты думаешь.

- О чем я могу думать? - заговорил Астров, прислушиваясь к внутреннему голосу. - Любую любовь легко испоганить. Ты ведь о любви спрашиваешь? Часто говоришь не то, через день или больше ты бы никогда не произнес такого. Часто делаешь не то, что нужно сделать, а ведь это "нужно" есть твое внутреннее, только сам об этом еще не знаешь. Часто не замечаешь искренности другого, называя ее коварством. А когда, наконец, научишься не ошибаться по пустякам - не веришь, что когда-либо к тебе придет чистая и безыскусная любовь. Ты любила когда-нибудь такой любовью?

- Меня любили. И сейчас любят.

- Кто? Мама?

- Нет, не мама. Его зовут Андрей. Он сейчас служит в армии, через полгода должен прийти на дембель. Он - мой одноклассник.

- У вас что-то серьезное?

- Не знаю, - покачала головою девушка.

Она погрузилась в воспоминания. Астров не тревожил ее.

- Он предлагал выйти за него замуж. На полном серьезе!

- А ты?

- Я ему сказала: только тогда, когда я закончу пятый курс. Если захочет - подождет...

- Долго ему ждать, - неодобрительно произнес Астров. - Откуда такая принципиальность...

- Он не хочет ждать, давит на меня. А зачем мне замужество до конца учебы. Ну вот ушел он в армию, поспокойнее стало. А что? Если любит, как он говорит, то подождет.

- У тебя можно учиться жизни! - воскликнул Астров.

- Да что ты!? - смутилась девушка.

Она встала из-за стола, чтобы разливать чай. По телевизору показывали забавный мультфильм про Колобка и компанию генсеков. Астров и Наташа смотрели его не в первый раз, но все равно смеялись до слез.

После ужина Астров стал прощаться.

- Путь к сердцу мужчины лежит через желудок? - спросила Наташа. - Оставайся.

- Ты логична. Но чтобы доказать тебе, что существуют и нормальные люди, я пойду к себе домой. Спасибо за вкусный ужин - уходить действительно не хочется.

Они кивнули друг другу, и Астров скрылся за дверью.

 

 

XXV

 

Прошла и весна, как все проходит на свете. Дни лета тоже успели потерять свою новизну. Словно облака, гонимые ветром, промчались экзамены. И только зелень березовых и липовых рощ не менялась.

Ярослав сам разыскал Астрова, будто бы зная о важном разговоре, должном произойти между ними. Он был один, без Ани, и нашел Астрова сидящим в саду за домом. Астров расположился на раскладном стульчике рядом  с яблоней, на которой недавно шелестел пенистый водопад белых цветов.

- А как в твоем саду? - спросил Астров, раскладывая для Ярослава второй стул.

- У тебя лучше. У нас не так, зато в прошлом году мы собрали много яблок.

- Представь: по всей земле сейчас цвели яблони, и все - непохоже друг на друга. И ведь никогда не знаешь первого дня цветения, первого дня праздника. Будто бы настоящий волшебник взмахивает палочкой!

Они говорили долго и интересно. Астров искренне радовался встрече. Затем в сад вышла мать Астрова - а Ярослав никогда до того не видел ее! - и пригласила их обедать свежей окрошкой. Поставили такой же раскладной, как и стульчики, походный столик в саду, и ели там. Солнце грело не жарко в тот день.

А после обеда Ярослав сказал самое главное, ради чего он пришел.

- Я решил посвятить свою жизнь Богу, - сказал он.

И Астров сразу поверил, потому что этим шутить было нельзя.

- Послезавтра я получу благословение духовного отца и отправлюсь в Двинскую обитель.

- Это далеко?

- В соседней области.

- Но для чего? Хотя прости, я не могу, наверное, задавать тебе этот вопрос.

- Мирр не принял Христа и теперь умирает духовно, при внешнем благополучии. Я как-то вдруг понял, что все, сделанное мною в жизни, - так нелепо и ничтожно... Почувствовал вдруг бессмысленность своего существования. Ну что я делал? Старушек через дорогу переводил, разные добрые дела делал? Так это как посмотреть - может, они и не добрые вовсе... А цель, та цель к которой нужно идти? Ее я давно потерял... И вот далось мне вразумление, наконец...

И Астров ощутил, насколько выстраданными были его слова.

- И ты не сомневаешься...

- Я сомневался. А после прочитал одно стихотворение Никитина. Ты запомнишь его, а нет - так легко найдешь позже.

 

Я чужд бесплотного сомненья,

Я верю истине святой,

Святым глаголам откровенья

О нашей жизни неземной;

И сладко мне в часы страданья

Припоминать, порой в тиши,

Загробное существование

Неумирающей души.

 

- Как недосягаемо! - прошептал Астров.

- Теперь у меня есть вера. А это - очень много для меня...

- Хорошо, что ты приехал поговорить. Ты скажешь только мне?

- Да. Еще знает моя мама, это разумеется. Ей нужно знать, хотя ей все это тяжело дается. И больше - никто.

- И Аня?

- Она не знает. Почему-то я не хочу говорить.

- Значит, мы теперь и не увидимся? - спросил Астров.

- Первое время это будет запрещено уставом обители. Ни видеть кого-либо, ни писем писать - ничего нельзя. Несколько лет. И я сам смогу утвердиться в серьезности своих намерений. Вот и все, что хотел сказать.

- Значит, до свидания через несколько лет, - проговорил Астров, вбирая в память образ друга.

 

Все зрительные образы тускнеют со временем. Остаются в памяти дела, жесты, интонации. У Астрова же осталось о друге одно стихотворение.

 

А мне бы только раз

Объять все краски дня,

От бабочки на листике до

расписного неба,

Где бусинки росы -

хрусталиками глаз,

Где желтые углы -

от солнечного стебля, -

Напоминают Вас!

Весь мир -

из Ваших глаз...

 

XXVI

 

Прошедшие годы часто представляются одноцветной полосой дней, объединенных чем-то неуловимо общим: фигурами, очертаниями... Бывает впечатление, будто бы оказался в некоем сюрреалистическом тумане, в размывах которого проступают действительные события и люди.

Отныне он знал, что этот туман можно рассеять и сделать так, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах он не смущался вновь, хотя невидимо для окружающих. Вслед за ночью с бесконечною дорогою по заповедным местам нашей души пришел и уже стоял на пороге рассвет, радостный простым и побеждающим светом солнца, стирающий последние тени в уголках прошлого. Проза более достойна мира, чем поэзия. В прозе скрыта достаточная толика поэтического.

Последний разговор Астрова с пьяным человеком, которого звали Пьер, состоялся все в том же кафе на центральной улице города. Обычно Пьер бывал там вечерами, но в этот раз Астров обнаружил его в полдень. Как ни пьян был парень в черном, он узнал своего нового знакомого.

- Садись сюда, я угощаю. Понимаешь, я через неделю сваливаю из Совдепии, насовсем. Насовсем!

- Как так? - удивился Астров.

- Наша семья уезжает. Мы не жиды, но тоже сваливаем. И я рад. А вот выпить по душам там не с кем будет

- У тебя родители - известные люди?

- Вроде того. Мама надумала, а потом и про меня вспомнили. Я не против. Мать моя, женщина.

- Ну и что? Эвакуирует тебя...

- Да неожиданно все... Понимаешь...

- Не очень, - рассмеялся Астров, глядя на собеседника, пытавшегося поймать и соединить расползавшиеся мысли.

А тот все бормотал, пока Астров не разобрал в его речи главного. Пьер пытался рассказать о какой-то девушке, сильно им любимой в прошлом.

- Иногда я думал: вот и все, я завоевал ее сердце, я выложился (подчеркнув интонацией), она осмелела. Она так раскрылась, как я и не ждал.

- Бедный Пигмалион, - сочувственно произнес было Астров, но - вспомнил Наташу и цирк. - А разве плохо узнать все о человеке?

- Очень хорошо! - и пьяные глаза в упор уставились на него. - Но ты, ты поймешь тогда, почему она ничего не говорила в ответ на твои слова, почему не хотела сказать, шепнуть, вымолвить (подчеркнув интонацией) то, что чувствовала она. Ничего не чувствовала... И ты - был лишь этапом... И когда пришел другой человек - он неизбежно стал казаться человеком с новыми мыслями, более интересным, чем ты. И осталось думать о том, что после него тоже должен прийти человек, новый, "другой".

"А кто придет после меня?" - снова вспомнил Астров ее.

- Но теперь уж совсем каюк, я сваливаю из Совдепии, - бормотал Пьер.

"С чего начать?" - как школьник волновался Астров. И ждать не мог, последняя возможность уходила от него. Приходилось торопиться.

Он ведь давно искал этого разговора.

И Пьер был достаточно не пьян.

Астров глубоко вздохнул.

- Ты можешь мне помочь.

- А в чем? - спросил Пьер.

- Я хочу все-таки разворошить нашу историю, ты помнишь ее, ты ведь сразу узнал меня тогда. Понимаешь, о чем речь?

Пьер медленно улыбнулся.

- Они торгуют собою! - сказал он без всякого перехода.

- Я не о том. Я любил ее, и если ты засмеешься сейчас, я дам тебе в зубы.

Пьер молчал.

- Мне нужен ее адрес. Ты знаешь его, должен знать. Где она живет?

Астров не отрываясь смотрел на Пьера, прошла минута, другая, и тот сдался. Адрес, записанный на бумажной салфетке, лежал теперь рядом с водкой.

Вот и все. Страшный круг его движения замкнулся, огромная тяжесть словно бы спала с плеч. Астров вновь услышал звуки лета, улицы, а Пьер как бы перестал существовать.

Можно было идти домой.

Официантка несколько раз подозрительно взглядывала на этого молодого человека, гремела посудой, проходя мимо. Заходили новые посетители, а Астров все не трогался с места. Без единого движения он сидел, опершись локтем на черный полированный стол, а в глазах - в глазах у него стояли самые настоящие соленые слезы.

Потому что он знал, что уйдет отсюда без этой бумажки.

 

 

конец

 

 

 

вернуться на стартовую страницу

 

вернуться в начало романа

 

вернуться в начало второй части

 

напишите своё мнение  ◊◊◊